Свёкрушко, принимавший деятельное участие в потасовке, обронил где-то золотую цепь старшины цеха. Та была древней работы и сменила добрую дюжину обладателей. О возвращении её не могло быть и речи (эх, народишко подлый!). Протрезвев, заопасался он и нового нападения на сынка. (Тот врал, будто обидчиков было пятеро: граф, одетый мастеровым, был один и безоружен, а вот детинушка, известно, без ножа за голенищем вечерами со двора не хаживал.) Уж не прачкин ли сын, старинный невесткин дружок, подговорил приятелей?

Славы женитьба не принесла никакой. Напротив, того и гляди княгиня подошлёт гайдуков отмстить за бесчестье. Папаша угостил наследничка плетью своей работы (для ума, как положено) да плеть-то и подарил прилюдно. После, запершись с ним в каморе, вручил кошель с червонцами, наказав ехать с молодою женой прямиком в далёкую землю Америку да разузнать, что за штука тамошняя business и, если дело выгодное, попроворнее в него влезть на благо всего семейства. А возродится фатерланд – милости просим с мильонами домой. Дал сын клятву никому о сём не сказывать, особливо домашним, и золотые беречь пуще глаза.

За обедом отец объявил об отъезде
молодых «в самый город Париж»
и выдал двадцать золотых сынку
и десять талеров серебром невестке
(знай наших!) на лакомства и
прочие увеселения. Хотел послать
с ними подмастерья, но увидал, как
тот масляным глазом обшаривал
княжну, и передумал: велел сбираться
младшему сынку. Тот хоть чего и
сворует, так то дело семейное.
В пятом часу молодые тронулись,
оставляя два падающие благородные
дома да разваливающуюся, хоть
внешне ещё здравствующую,
Империю. Мать, провожая сынка,
завыла у ворот...

                    * * *

...не всё промотал в Париже.
Но братца потерял посреди
кафешантанов и увеселительных
заведений. Что его, по совести
говоря, и остановило.
Брат нашёл их в порту Дуврском и
. весело попрощавшись, Париж покидать
отказался твёрдо. Братья обнялись, и
младший украдкой уронил в карман
старшего пачку ассигнаций.